Читаем без скачивания Жизнь в кавычках. Роман - Света Нахимберг

– «На здоровье, любимая моя девочка! Я очень старалась!»

Дора, Натан и Соня помогли Хае навести порядок после праздника, все легли отдыхать. Натан спросил: «Почему ты грустишь, любимая моя? Ведь получился роскошный праздник!» Хая сказала: «Да, праздник для Сонечки удался! А как там наш Хаимчик? Это моя постоянная боль, от него уже 5месяцев нет писем…»

– «Поэтому ты устраиваешь „сытые пятницы“, чтобы вымолить у Господа спасения нашего сыночка?»

– «Да! Я хожу на рынок, покупаю мясо, овощи, крупы и готовлю много еды: те, у кого нечего есть, приходят ко мне и едят досыта, я искренне и бескорыстно помогаю людям, некоторые не имеют карточек и перебиваются с хлеба на воду, а я могу им немного помочь, один раз в неделю. Здесь нет синагоги, я не могу пойти и помолиться о спасении Хаима, я читаю молитвы дома и устраиваю эти «Сытые пятницы».

– «Какая ты у меня замечательная мать! Наверное, все свои драгоценности уже потратила на продукты?»

– «Это не имеет значения, главное для меня – мой сыночек!»

Натан нежно обнял Хаю, взял её на руки и начал укачивать, чтобы она заснула, а потом уложил её в кровать, тихонько лёг рядом, подставив под ноги табурет. Дни опять пошли за днями, это были серые безрадостные будни, а писем от Хаима так и не было. Хая не теряла надежды увидеть сына живым и здоровым, она продолжала молиться и устраивала «сытые пятницы». Те, кого она кормила, благодарили Хаю и желали ей здоровья: они видели, как оно было ей необходимо, она кормила семью, голодных людей, а сама ела очень мало, у неё не было аппетита, Натан очень просил её сходить к врачу и обследоваться, но Хая отказывалась и говорила: «Ведь ты знаешь, что никакие врачи мне не помогут, моё выжженное сердце постоянно болит». Она не знала, какое горе её ждёт впереди…

Летним днём, когда все разошлись, а Хая принялась готовить обед и ужин, в дверь их общей большой комнаты постучали и спросили, здесь ли живёт семья Сони. Хая, на ослабевших ногах, вышла к пришедшим людям и спросила: «Что с Соней?» Девушки заплакали и сказали: «Беда случилась: Соня осталась без ног». Хая мертвенно побледнела, начала оседать по косяку двери и потеряла сознание. Девушки послали за доктором, чтобы оказать помощь Хае, они растерялись: совсем недавно они пережили такой шок, когда увидели, что ноги Сони лежат под вагоном, а сама она сидит и смотрит на свои ноги. Это продолжалось несколько минут, видимо, от болевого шока Соня не потеряла сразу сознание. Когда приехала «Скорая помощь», Соня была без сознания, она лежала на насыпи рядом с железной дорогой, паровоз с вагонами ушел на территорию шахты, а ноги Сони лежали на путях между рельсами – это был ужас, такое девушки увидели впервые. Когда Соню увезли в больницу, они всей бригадой пошли к родителям Сони. Скоро пришла женщина – врач, сделала Хае укол, дала нашатыря, привела её в чувство. Первыми словами Хаи были: «Соня жи-ва?»

– «Да-да-да, – защебетали девушки, – Её отвезли на „Скорой помощи“ в хирургическое отделение центральной больницы».

Хая не всё понимала, что ей говорят, девушкам было понятно её состояние, и они решили, что проводят её до больницы. Они вереницей шли с опущенными головами, говорили между собой шепотом: им было очень жаль Соню, такую молодую, красивую и жизнерадостную певунью. Когда они пришли, Хая пошла искать, где находится Соня. А девушкам надо было возвращаться на работу: скоро должен прийти новый состав и, если они опоздают, то по законам военного времени их могут привлечь к суду, сочтя их отсутствие, как саботаж. Хая прошла к главному хирургу. Спросила его о Соне. Он сказал: «Идёт операция, сколько она продлится – не известно, но надо надеяться на то, что Соня молода и её вовремя доставили в больницу, так что она не много потеряла крови, а если и понадобится, то у нас есть банк крови и ей сделают переливание, будем надеяться на лучшее». Хая слушала слова врача как будто через какую-то мембрану, в ушах стоял звон, она едва держалась на ногах. Доктор усадил её на скамейку рядом с операционной, дал выпить успокоительных капелек и ободрил её. Врач дал ей и стакан воды, а сам пошел по своим делам…

Время тянулось очень медленно, Хае казалось, что она ждёт целую вечность: вдруг засуетились медсестры, они бегали с какими-то мешочками, пузырьками, Хае стало совсем тревожно – они ничего ей не говорили, а эта неизвестность угнетала. Хая молила Господа об одном, чтобы её красавица Сонечка осталась жить. Ей ещё предстоял разговор с Натаном: она не представляла, как сказать ему о горе, вновь постигшем их семью. Хая проговаривала про себя слова молитвы из Талмуда, молила Господа о помощи своей дочери, которая сейчас находилась на волоске от смерти.

В операционной стало поспокойнее, не было слышно криков врачей на медсестёр, чтобы те пошевеливались. Хая молча сидела в коридоре и ждала своей участи. Через некоторое время вышли хирурги, делавшие операцию. Хая дрожащим голосом спросила: «Соня жива?» Ей ответил один из них: «Операция прошла успешно, но гарантий никто дать не может – мы не Боги, что могли – сделали, теперь надо ждать, когда она выйдет из наркоза». Они были такими уставшими, но каждый из них всё-таки подошел к ней и сказал: «Держитесь, мамаша, все трудности у Вашей дочери впереди». Они медленно побрели по коридору в ординаторскую, а Хая продолжала сидеть на лавке. Вдруг в конце коридора она увидела знакомый силуэт: Натан!!! «Боже, дай мне сил, чтобы поддержать его!» Натан быстрым шагом подошел к Хае и сказал: «Как она? Мне на работе рассказали девушки из её бригады о нашей беде, они сказали мне, что ты здесь». Хая рассказала то не многое, что знала, вот теперь она смогла заплакать: рядом был её муж, он всё понимает и поддержит её. Она долго плакала, Натан сходил за успокоительными каплями, дал их выпить Хае, а сам пошел к главному врачу, чтобы ему сделали укол инсулина: он сегодня был на работе, а Хая была занята. Ни до обеда и инсулина. Да она обо всём забыла после прихода в их дом беды. Натан и Хая сидели рядышком, он снова, как всегда, согревал её холодные руки своим дыханием, Хая при нервных потрясениях всегда холодела, её бил озноб, и Натан старался облегчить её состояние. Они сидели несколько часов, пока медсестра ни сказала им, что Соня очнулась от наркоза: они бегом ринулись к своей доченьке, медсестра едва успела дать им халаты: всё-таки это послеоперационный блок, а посмотреть на Соню они смогут только через стекло большого окна с поста дежурной медсестры. Они были рады и этому: им очень хотелось увидеть свою малышку, так пострадавшую на этом «трудовом фронте». Соня лежала подключенной к каким-то аппаратам, к ней тянулись проводки, на лице была маска, но она лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, в вену вводили какие-то препараты, она была такая беспомощная и маленькая, что, Хая не выдержала и снова горько заплакала. Только теперь она поняла, почему Соня ей показалась такой маленькой: ведь она осталась без ног…

Соня долго лежала в хирургии: начались осложнения и потребовалась ещё одна операция, Хая смогла достать дорогостоящие препараты, чтобы боли не так сильно мучили Сонечку. Они навещали её часто, ей требовался тщательный уход, поэтому все они по очереди дежурили у неё. На время перевязок их просили выходить из палаты: они и сами бы не выдержали смотреть на эту жуткую процедуру. Соня свыклась со своим положением инвалида, у неё был очень оптимистичный характер – это её спасало в такие трудные дни. Родные очень переживали, как Соня сможет жить в таких условиях, в каких жили они последнее время: без воды, канализации, в перегороженных простынями секциях «семейных» и «детских». Но, когда её выписали, она так поддержала родных своим оптимизмом, что те были поражены. Соня сказала, что надо просто поставить ещё одну кровать и между ними табурет: Дора будет спать одна, сама Соня – тоже, на табурет можно будет ставить тарелку с едой, а на ночь стакан с водой, чтобы Соня никого не беспокоила, если захочет ночью пить. Под табуретом можно было ставить ночной горшок, чтобы Соня в любое время суток могла обходиться без помощи. Она не могла долго сидеть в подушках на кровати – всё время лежать было тоже тяжело, ведь она потеряла обе ноги. Одна была отрезана ниже колена, а другая – чуть выше, поэтому равновесие удерживать было тяжело, но Соня не жаловалась ни на что, она была очень выносливой и надеялась, что, когда будут готовы обещанные ей в больнице протезы, ей будет легче. Хая продолжала устраивать «сытые пятницы». Те, кто у неё обедал, удивлялись: «Как у неё хватает сил и за дочкой – инвалидом ухаживать, и готовить столько еды». А ещё она продолжала, в дни работы Натана, носить ему обед и ставить инсулин. Но ещё одной болью оставалось отсутствие вестей от Хаима. И вот однажды ей принесли «треугольничек», но почерк на нём был не её сыночка. Она боялась открыть его и прочесть, дождалась Натана и вдвоём они раскрыли письмо: Хая лучше знала русский язык, поэтому она начала с осторожностью читать текст письма. Его писала какая-то девушка, она сообщила, что семь месяцев назад их сын Хаим был тяжело ранен и контужен, его с передовой вынесли для того, чтобы похоронить, но, когда Шурочка подошла к нему, чтобы удостовериться, что он действительно погиб, она нащупала пульс и вцепилась в него обеими руками: «Не дам его хоронить – он жив!!!» Остальные медсёстры спросили: «Так почему он не слышит, не говорит, не видит, сердце не слышно… Откуда ты взяла, что он жив?» – «Да у него на шее пульс, почему никто из вас не проверил это?» Шурочка взяла над ним шефство: и в свои дежурства и в не частые выходные она уделяла ему особое внимание, ухаживала за ним, как могла. Только через шесть месяцев к нему постепенно возвращалась жизнь: ведь когда их направляли на передовую, то по законам войны все оставляли свои документы в штабе, чтобы никто не знал – кто он и из какой части. А теперь он смог собственноручно, правда очень неразборчиво, написать адрес родителей и как его зовут: к нему начала возвращаться память, но он пока не мог говорить, слышать, поэтому Шурочка поняла его каракули, как просьбу написать родителям, что она и сделала. Она приободрила Натана и Хаю, пообещала, что теперь она тем более не оставит его без помощи. Пожелала им от себя терпения и здоровья…